Неточные совпадения
Сочинил градоначальник, князь Ксаверий Георгиевич Миналадзе [
Рукопись эта занимает несколько страничек в четвертую долю листа; хотя правописание ее довольно правильное, но справедливость требует сказать, что автор писал по линейкам. —
Прим. издателя.]
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели
принимать его проектов и были причиной всего зла в России, что тогда уже близко было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою
рукопись.
…Без вашего позволения я не смел прямо отправить холст: в таких случаях всегда боюсь обидеть; не имея привычки брать взяток, боюсь их и давать… [Тобольское почтовое начальство притесняло туринского почтового чиновника за то, что он
принял от М. П. Ледантю для отсылки в Петербург
рукопись перевода «Мыслей» Паскаля. Холст посылался тобольскому начальству для умиротворения его.]
— Послушай, ты, кажется, рехнулся?.. С какой стати ты полезешь объясняться?.. Оскорбителен был тон, — да, но ты
прими во внимание, сколько тысяч
рукописей ему приходится перечитывать; поневоле человек озлобится на нашего брата, неудачников. На его месте ты, вероятно, стал бы кусаться…
Воспользовавшись фабулой одного уголовного происшествия, я приступил к работе. Пепко опять пропадал, и я работал на свободе. Через три дня
рукопись была готова, и я ее понес в указанный Фреем маленький еженедельный журнальчик. Редакция помещалась на Невском, в пятом этаже.
Рукописи принимал какой-то ветхозаветный старец, очень подержаный и забитый. Помещение редакции тоже было скромное и какое-то унылое.
Я говорил Гоголю после, что, слушая «Мертвые души» в первый раз, да хоть бы и не в первый, и увлекаясь красотами его художественного создания, никакой в свете критик, если только он способен
принимать поэтические впечатления, не в состоянии будет замечать какие-нибудь недостатки; что если он хочет моих замечаний, то пусть даст мне чисто переписанную
рукопись в руки, чтоб я на свободе прочел ее и, может быть, не один раз; тогда дело другое.
Бася продолжала хохотать. Тетка с недоумением смотрела на происходящее, понимая, что тут не отвлеченный спор, но еще не отдавая себе полного отчета в происходящем [На этом
рукопись обрывается. (
Прим ред.)].
По невольному побуждению, я пошел к дому Менделей. Симхе [В
рукописи «Братья Мендель» — Фроим. (
Прим. ред.)] было лучше, и товарищам позволяли посещать его, хотя ненадолго. В квартире Менделей было сумрачно и тихо. Окна были закрыты ставнями. Г-н Мендель вышел ко мне задумчивый и как будто растерянный. Израиль горячо пожал мне руку и провел к больному.
— Ну… [Пропуск в
рукописи. (
Прим. ред.)], ладно. Не кричи, пожалуйста. «Гей цур балабусте…» [Иди к хозяйке (евр.)] Скажи, что Фрума повенчалась с Фроимом… Да смотри, не ори во весь голос… Не поможет.
Рассказывали, будто он на серьезный вопрос одного государственного сановника отвечал текстом из священного писания и цитатами из какой-то старинной
рукописи, которая тогда исключительно его занимала; будто он не узнавал своей жены и говорил с нею иногда, как с посторонней женщиной, а чужих жен
принимал за свою Дарью Алексевну.
Верхохлебов
принял с рук на руки полояровский пасквиль и внимательно поглядел на
рукопись.
Так это и состоялось. В воскресное утро в моей маленькой голубой гостиной, где я обыкновенно
принимал даже с
рукописями, сидели мы несколько часов над этой работой. В антракты я предложил цензорам легкий завтрак.
Дома он по утрам
принимал в кабинете, окнами в сад, заваленном книгами,
рукописями и корректурами, с обширной коллекцией трубок на длинных чубуках. Он курил"Жуков", беспрестанно зажигал бумажку и закуривал, ходил в затрапезном халате, с раскрытым воротом ночной рубашки не особенной чистоты. Его старая подруга никогда не показывалась, и всякий бы счел его закоренелым холостяком.
Иначе он, конечно, не пропустил бы, например, весьма замечательного описания внешности «Деяния на Мартина армянина»,
рукописи, которая, по повелению Петра I, была выложена для удостоверения раскольников, а потом запечатана, положена в синодальную московскую библиотеку и не была показана даже и Карамзину («Ист. Гос. Росс.», т. II,
прим. 415).].